Кофемолка михаил идов: Книга «Кофемолка» — Михаил Идов скачать бесплатно, читать онлайн – Михаил Идов Кофемолка скачать книгу fb2 txt бесплатно, читать текст онлайн, отзывы
РазноеОтзывы о книге Кофемолка
Кофеин — метилксантин, оказывающий психостимулирующий и аналептический эффект. Конкурентно блокирует центральные и периферические А1 и А2 аденозиновые рецепторы. Тормозит активность ФДЭ в ЦНС, сердце, гладкомышечных органах, скелетных мышцах, жировой ткани, способствует накоплению в них цАМФ и цГМФ (данный эффект наблюдается при применении только высоких доз кофеина). Стимулирует центры продолговатого мозга (дыхательный и сосудодвигательный), а также центр n.vagus, оказывает прямое возбуждающее влияние на кору головного мозга. В высоких дозах облегчает межнейрональную проводимость в спинном мозге, усиливая спинномозговые рефлексы. Повышает умственную и физическую работоспособность, стимулирует психическую деятельность, двигательную активность, укорачивает время реакций, временно уменьшает утомление и сонливость. В малых дозах преобладает эффект стимуляции, а в больших — эффект угнетения нервной системы. Кофеин в дозах более 300 мг/сут (в т.ч. на фоне злоупотребления кофе — более 4 чашек натурального кофе по 150 мл) может вызывать состояние тревоги, тремор, головную боль, спутанность сознания, экстрасистолию.
«Фармакология с рецептурой», Москва-Ленинград, 1976
Михаил Идов и Роман Волобуев — лидеры поколения, говорит молва. Родились они в 1976 и 1977 году соответственно. Это поколение принято называть… как? К «миллениалам» их не отнесешь — слишком старые, для того же, чтобы принадлежать к пелевинскому «поколению Пепси», они чересчур молоды. Можно назвать их «поколением Маугли». Бедные! Им практически не досталось остаточной теплоты брежневского правления, с его бардовской песней и портвейном «Три семерки». Перефразируя Талейрана, который сказал: «Кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни», смело заявлю: «Кто не жил до 1989 года (в сознательном возрасте), тот не знает сладости жизни». В школу им, маугли, приходилось бегать мимо взорванных и обгоревших в разборках «мерседесов 600», возможно, даже самого Б. Березовского. Да, это верно, но справедливо лишь в отношении Волобуева, который родом из Москвы. Идова напуганные переменами в СССР родители перенесли через океан и приземлили в США, так что «ужасов девяностых» он не застал или это были уже какие-то американские ужасы.
У Идова и Волобуева — верифицированные твиттер-аккаунты и это многое говорит об их поколении. Это значит, что владелец твиттера удосужился подтвердить компании свою личность, за что получил синенькую такую печать. Верифицированный твиттер есть у Трампа, у Папы Римского. А также у Идова и Волобуева (и это все о нем в этом тексте). Кому может прийти в голову идея подделывать в твиттере молодых (теперь) режиссеров И. и В.? Странно.
Но ближе к делу. «Кофемолка» — дебютный роман Михаила Идова. В меру снобистская, в меру самоироничная (в духе хипстеров) литературка. По сюжету молодые американцы Марк Шарф (удивительно, но второй раз за короткий срок через мой опус пролетает тень Березовского — теперь с шарфом!) и Нина Ляу открывают в Нью-Йорке кофейню. Кофейню не простую, а концептуальную, венскую, с умным названием «Колшицкий». Исторический персонаж этот якобы познакомил Вену, а затем и всю Европу с манерой пить кофе по-турецки. Действительно, в истории ХVII века есть некто Франц Юрий Кульчицкий или, если вы украинофил, даже Кульчицький.
Действие романа происходит в антураже Нью-Йорка, район Манхэттен. Отмечу, что неплохой мастер в написании персонажей и диалогов, Идов сущее дитя в описании пейзажей и совсем никакой писатель в изображении архитектуры. Из видов Манхэттена в переложении автора я вынес, что там есть пятиэтажки, которые лендлорд хочет заменить на новые девятиэтажки. И это все.
Любопытно, что, хоть я и плохо знаю топографию города Нью-Йорка, но мне удалось установить, что Лимонов, оставивший чудесное описание жизни на Манхэттене 1970-х в «Это я — Эдичка» и других произведениях, так вот, лимоновский безработный Эдичка в 70-х годах жил по более престижному адресу, чем герой Идова — хипстер Марк в середине 2000-х. Вот оно, дыхание джентрификации города, налицо.
В общем-то, у Идова получился социальный текст о жертвах джентрификации, хотя вряд ли автор думает так о своем произведении. Ибо роман у него не просто роман, а роман «набоковский». Содержит большое количество стилизации (теперь говорят оммаж) «под Набокова». Вот, например, как Идов описывает свою героиню:
Что уж там, давайте я вам ее формально представлю. Нина Ляу была красива, я полагаю, — красива красотой узоров в калейдоскопе, центробежного разброса капель пролитого молока, лучиков солнца, преломленных в гранях стеклянной пепельницы: каждую минуту в ней что-то мерцало и изменялось. В один момент ее красота концентрировалась в пряди волос, косо падающей на лоб смелым мазком на монохромном холсте. Она откидывала эту прядь с глаз, и на долю секунды центром ее красоты становилось движение легкой руки. Она одевалась, по ее собственным словам, как «из рекламной брошюры колледжа», в крахмально-белые и мягкие бежевые тона, узкие юбки и кашемир, но при этом любила разбивать строгость своих ансамблей инфантильными причудами: здесь пластмассовое кольцо, выигранное в тире, там мультяшная заколка. Таким был и ее характер — безупречно строгий фасад с еле заметной трещинкой уязвимости.
Правда, похоже на Набокова? Разумеется, все это ирония. Тем не менее, в романе, который заявлен, как переводной (перевели с английского Лили и Майкл Идофф) есть своя загадка: кто автор его стиля, кто именно отвечал за все эти набоковские чудеса, кто его написал на русском, в конце концов? Михаил? Лиля? Неясно. Конечно, если это и Набоков, то Набоков, посадивший свою жену Веру (шить) переводить (Вера дорвалась до переводов Набокова лишь после смерти мэтра).
Персонажи, Марк и Нина (так и представляешь Владимира Владимировича, обучающего американцев произносить фамилию Пнин — up, Nina! Имя Нина — набоковское, а вот Марк — вовсе нет.) являются обманчиво зеркальными набоковскими двойниками автора и его подруги жизни. Неудивительно, что в конце романа появляются персонажи — благополучные двойники героев из американской провинции, по именам Майкл и Лили.
Местами роман смешной. Забавны размышления главного героя о том, можно ли в Нью-Йорке использовать логотип кофейной фирмы «Цайдль» — негритенка в феске? Кстати, негритенка в феске использует в своем лого вполне реальная кофейная фирма — австрийская «Юлиус Майнл». К сожалению, в наших палестинах представленная жутким кофейным эрзацем итальянского производства. Говорят, что фальсификация кофе — один из бизнесов итальянской мафии.
А роман забавный, но, конечно, не великий. Увы, Рига, откуда Идов родом — крупный зарубежный русскоязычный центр, дала миру лишь писателей второго плана — Гениса, Гарроса и слегка выбивающегося из этого звукоряда Идова.
Пойду-ка я сделаю себе двойной эспрессо! Но не «Цайдль», разумеется, не «Майнл»…
Читать книгу Кофемолка
— 1 — Михаил Идов Кофемолка романTo Lily
— Полно же, не будем больше беспокоиться о папе, — сказала она. — И немедленно поженимся.
— Мы будем чудовищно бедны.
— Не беднее, чем сейчас… По-моему, будет божественно… И мы будем чудовищно экономны. Майлз говорит, что нашел одно местечко около Тотнем-Корт-роуд, где подают устрицы по три шиллинга шесть пенсов за дюжину.
— Они, полагаю, весьма тошнотворны?
— Майлз сказал, что единственная их странность в том, что они все чуть-чуть разные на вкус.
Ивлин Во, «Мерзкая плоть»По правде говоря, я всю жизнь ненавидел венские кафе, потому что в них я всегда сталкиваюсь с людьми, похожими на меня, — а я, естественно, не желаю вечно сталкиваться с людьми, похожими на меня.
Томас Бернхард, «Племянник Витгенштейна» Предисловие к русскому изданиюЛюбой перевод — пересадка лица. В лучшем случае у пациента будут нос, рот, губы и т. д. Именно этими очевидными и объективными критериями (ноздри две? порядок!) измеряется успех операции; о красоте говорить бессмысленно. Красота не имеет отношения к выживанию. Венеры не выйдет, и ладно — главное, чтобы не вышла Дора Маар.
В случае автоперевода неминуемо возникает соблазн, закончив основную операцию, заняться косметической. В конце концов, странно думать о собственном тексте как о неприкасаемом первоисточнике. Особенно когда сам еще пару месяцев назад бесил редакторов и корректоров нескончаемыми поправками. (Я чуть не задержал публикацию, когда понял, что одна второстепенная героиня должна в ходе званого ужина съесть не «пригоршню», а «косяк» килек.)
И тем не менее «Кофемолка» — роман переводной, и ничто этого не изменит. Он написан на английском языке потому, что не мог быть написан ни на каком другом. Основная его коллизия совершенно чужда русскому складу ума. Если бы я был русским писателем, то едва ли решился бы дебютировать романом о супружеской паре, мечтающей открыть свое кафе. В России «лишних людей» не гложет тяга к малому предпринимательству. Равно как и к литературе об оном. Рискнуть писать такое на языке, в котором существует непереводимое слово «мелкотемье», себе дороже.
Если переписывать, то все. Так что я и моя жена Лили, ответственность с которой за этот перевод я делю пополам, не изменили ничего.
— 1 —Отзывы о книге Кофемолка
Кофеин — метилксантин, оказывающий психостимулирующий и аналептический эффект. Конкурентно блокирует центральные и периферические А1 и А2 аденозиновые рецепторы. Тормозит активность ФДЭ в ЦНС, сердце, гладкомышечных органах, скелетных мышцах, жировой ткани, способствует накоплению в них цАМФ и цГМФ (данный эффект наблюдается при применении только высоких доз кофеина). Стимулирует центры продолговатого мозга (дыхательный и сосудодвигательный), а также центр n.vagus, оказывает прямое возбуждающее влияние на кору головного мозга. В высоких дозах облегчает межнейрональную проводимость в спинном мозге, усиливая спинномозговые рефлексы. Повышает умственную и физическую работоспособность, стимулирует психическую деятельность, двигательную активность, укорачивает время реакций, временно уменьшает утомление и сонливость. В малых дозах преобладает эффект стимуляции, а в больших — эффект угнетения нервной системы. Кофеин в дозах более 300 мг/сут (в т.ч. на фоне злоупотребления кофе — более 4 чашек натурального кофе по 150 мл) может вызывать состояние тревоги, тремор, головную боль, спутанность сознания, экстрасистолию.
«Фармакология с рецептурой», Москва-Ленинград, 1976
Михаил Идов и Роман Волобуев — лидеры поколения, говорит молва. Родились они в 1976 и 1977 году соответственно. Это поколение принято называть… как? К «миллениалам» их не отнесешь — слишком старые, для того же, чтобы принадлежать к пелевинскому «поколению Пепси», они чересчур молоды. Можно назвать их «поколением Маугли». Бедные! Им практически не досталось остаточной теплоты брежневского правления, с его бардовской песней и портвейном «Три семерки». Перефразируя Талейрана, который сказал: «Кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни», смело заявлю: «Кто не жил до 1989 года (в сознательном возрасте), тот не знает сладости жизни». В школу им, маугли, приходилось бегать мимо взорванных и обгоревших в разборках «мерседесов 600», возможно, даже самого Б. Березовского. Да, это верно, но справедливо лишь в отношении Волобуева, который родом из Москвы. Идова напуганные переменами в СССР родители перенесли через океан и приземлили в США, так что «ужасов девяностых» он не застал или это были уже какие-то американские ужасы.
У Идова и Волобуева — верифицированные твиттер-аккаунты и это многое говорит об их поколении. Это значит, что владелец твиттера удосужился подтвердить компании свою личность, за что получил синенькую такую печать. Верифицированный твиттер есть у Трампа, у Папы Римского. А также у Идова и Волобуева (и это все о нем в этом тексте). Кому может прийти в голову идея подделывать в твиттере молодых (теперь) режиссеров И. и В.? Странно.
Но ближе к делу. «Кофемолка» — дебютный роман Михаила Идова. В меру снобистская, в меру самоироничная (в духе хипстеров) литературка. По сюжету молодые американцы Марк Шарф (удивительно, но второй раз за короткий срок через мой опус пролетает тень Березовского — теперь с шарфом!) и Нина Ляу открывают в Нью-Йорке кофейню. Кофейню не простую, а концептуальную, венскую, с умным названием «Колшицкий». Исторический персонаж этот якобы познакомил Вену, а затем и всю Европу с манерой пить кофе по-турецки. Действительно, в истории ХVII века есть некто Франц Юрий Кульчицкий или, если вы украинофил, даже Кульчицький.
Действие романа происходит в антураже Нью-Йорка, район Манхэттен. Отмечу, что неплохой мастер в написании персонажей и диалогов, Идов сущее дитя в описании пейзажей и совсем никакой писатель в изображении архитектуры. Из видов Манхэттена в переложении автора я вынес, что там есть пятиэтажки, которые лендлорд хочет заменить на новые девятиэтажки. И это все.
Любопытно, что, хоть я и плохо знаю топографию города Нью-Йорка, но мне удалось установить, что Лимонов, оставивший чудесное описание жизни на Манхэттене 1970-х в «Это я — Эдичка» и других произведениях, так вот, лимоновский безработный Эдичка в 70-х годах жил по более престижному адресу, чем герой Идова — хипстер Марк в середине 2000-х. Вот оно, дыхание джентрификации города, налицо.
В общем-то, у Идова получился социальный текст о жертвах джентрификации, хотя вряд ли автор думает так о своем произведении. Ибо роман у него не просто роман, а роман «набоковский». Содержит большое количество стилизации (теперь говорят оммаж) «под Набокова». Вот, например, как Идов описывает свою героиню:
Что уж там, давайте я вам ее формально представлю. Нина Ляу была красива, я полагаю, — красива красотой узоров в калейдоскопе, центробежного разброса капель пролитого молока, лучиков солнца, преломленных в гранях стеклянной пепельницы: каждую минуту в ней что-то мерцало и изменялось. В один момент ее красота концентрировалась в пряди волос, косо падающей на лоб смелым мазком на монохромном холсте. Она откидывала эту прядь с глаз, и на долю секунды центром ее красоты становилось движение легкой руки. Она одевалась, по ее собственным словам, как «из рекламной брошюры колледжа», в крахмально-белые и мягкие бежевые тона, узкие юбки и кашемир, но при этом любила разбивать строгость своих ансамблей инфантильными причудами: здесь пластмассовое кольцо, выигранное в тире, там мультяшная заколка. Таким был и ее характер — безупречно строгий фасад с еле заметной трещинкой уязвимости.
Правда, похоже на Набокова? Разумеется, все это ирония. Тем не менее, в романе, который заявлен, как переводной (перевели с английского Лили и Майкл Идофф) есть своя загадка: кто автор его стиля, кто именно отвечал за все эти набоковские чудеса, кто его написал на русском, в конце концов? Михаил? Лиля? Неясно. Конечно, если это и Набоков, то Набоков, посадивший свою жену Веру (шить) переводить (Вера дорвалась до переводов Набокова лишь после смерти мэтра).
Персонажи, Марк и Нина (так и представляешь Владимира Владимировича, обучающего американцев произносить фамилию Пнин — up, Nina! Имя Нина — набоковское, а вот Марк — вовсе нет.) являются обманчиво зеркальными набоковскими двойниками автора и его подруги жизни. Неудивительно, что в конце романа появляются персонажи — благополучные двойники героев из американской провинции, по именам Майкл и Лили.
Местами роман смешной. Забавны размышления главного героя о том, можно ли в Нью-Йорке использовать логотип кофейной фирмы «Цайдль» — негритенка в феске? Кстати, негритенка в феске использует в своем лого вполне реальная кофейная фирма — австрийская «Юлиус Майнл». К сожалению, в наших палестинах представленная жутким кофейным эрзацем итальянского производства. Говорят, что фальсификация кофе — один из бизнесов итальянской мафии.
А роман забавный, но, конечно, не великий. Увы, Рига, откуда Идов родом — крупный зарубежный русскоязычный центр, дала миру лишь писателей второго плана — Гениса, Гарроса и слегка выбивающегося из этого звукоряда Идова.
Пойду-ка я сделаю себе двойной эспрессо! Но не «Цайдль», разумеется, не «Майнл»…
Кофемолка
Выходит роман редактора журнала New York Михаила Идова “Кофемолка” — про пару яппи, открывающую кофейню в Нью-Йорке, с печальными последствиями для кофейни и для себя. “Афиша” поговорила с Идовым про любовь и трудности перевода.Фотографии: Питер Сазерленд
— История про разорившееся кафе — это же из личного опыта? Вы ведь тоже что-то похожее открыли и прогорели.
— Да, но у нас с женой все было не так трагично. Была какая-то сумма денег, которой было можно рискнуть, она закончилась — правда, куда быстрее, чем мы предполагали, — и мы просто закрылись. Вся история длилась пару месяцев, и в финале — ни краха, ни развода. Ни на мемуары, ни тем более на роман не хватит. Я пытался для себя вывести какой-то допустимый в литературе лимит персонального опыта — и придумал формулу, что можно брать из жизни обстоятельства, но никак не свои действия в этих обстоятельствах. Никто же не издает набоковскую “Машеньку” с надписью “Inspired by the authors years spend in Berlin”. У меня не больше автобиографии, чем в среднестатистическом первом романе, может, даже меньше.
— Почему у вас герой — эмигрант во втором поколении, с не очень хорошим русским и так далее?
— Будь он эмигрантом первого поколения, это неизбежно привнесло бы массу посторонней рефлексии. Я вообще терпеть не могу жанр эмигрантского романа. У первого поколения он всегда про конфликт парохиальных ценностей родины c постмодернистскими ценностями США, и все неизбежно превращается в историю про то, как человек съел свой первый гамбургер. А у второго — всегда про поиск корней и про то, что в США все пластмассовое и ненастоящее. И того и другого хотелось как-то избежать.
— Почему тогда герой все-таки русский? Сделали бы его WASP, избежали бы кучи вопросов.
— Это было нужно, скажем так, для стройности повествования. Это же такая немножко история американской мечты, в обратном хронологическом порядке: дети преуспевших эмигрантов, начинающие с большой форой, оказываются в результате без копейки денег на Нижнем Ист-Сайде — то есть буквально там, где их дедушки и прадедушки начинали. Откуда они приехали, не так важно. Марк в первом варианте вообще был поляком — на том, что он русский, настоял издатель, это было единственное с его стороны давление на меня.
— А вы в Америку в детстве уехали?
— Я закончил школу в Риге и сюда приехал в 16, считая, что оставляю позади блестящую литературную карьеру: буквально за месяц до отъезда газета Diena, у которой тогда было русское издание, опубликовала мой фантастический рассказ. К тому же я с 13 лет cочинял какую-то журналистику в газете “Советская молодежь”, как и Сашка Гаррос, который был моим другом по Пушкинскому лицею.
— Интересно, о чем вы c Гарросом тогда писали.
— Ну о чем могут писать люди в таком возрасте? Сашка — что-то про студию карате, куда он ходил. Впрочем, первое, что мы с ним сделали, — это вдвоем взяли интервью у Анатолия Приставкина. Который несколько не ожидал, что его будут допрашивать два 13-летних человека, и наговорил много крамолы про компартию и Горбачева. Было очень весело, мы такими малолетними диссидентами сразу стали. Но долго это не продлилось: Советский Союз рухнул — скорее всего, именно под весом этого интервью. В любом случае, когда мы уезжали, я закатывал родителям довольно серьезные истерики на тему “Как вы можете оторвать меня от языка”. Но родители поступили очень разумно. Они в первый год дали мне возможность накопить денег, работая в “Макдоналдсе”…
Кофемолка
| ||||||||||||||||||||||||
фрагмент книги
Добавить комментарий